|
19 сентября
Этим утром я проснулся с романтическим настроением. К чему бы это, я не могу знать. Погода была не романтична. Погода вообще не бывает романтичной. Целоваться можно как под палящими лучами солнца, так и под острыми каплями холодного осеннего дождя. Или в сугробе. Или в сладких каплях утренней росы. Вот и сегодня, самая обычная погода. Жёлто-осенние деревья будто измазаны абрикосовым вареньем и тянутся к небу, которое внезапно потеряло форму купола, и стало безформенным творожно-пепельным комом. И таким образом, казалось что неба нет вообще, его просто убрали. Отключили, стёрли, забыли нарисовать, оно лопнуло. Такое очень странное чувство, будто бы из всего мира осталось только то, что видно из моего окна, и этот осколочек плывёт среди белесого ничего, плывёт в чём-то цвета бельма на глазу моей собаки. Страшно выходить на улицу. Вдруг тебя унесёт вверх? Ведь шарик неба больше не держит нас здесь. Мы теперь свободны. Мы теперь сами по себе. Кто-то убрал небо и решил выпустить нас на волю. Я выйду, только потом. Только не сейчас. Только не один. Одному немного страшно. Я же не знаю, что там в этом Белом. Смогу ли я там где-нибудь купить сигарет? Если я пойду туда один, они мне будут нужны. Сигареты нужны только если больше нечем занять рот. И алкоголь не нужен, если ты пьянеешь без вина. Когда винишь себя без вины и плачешь без слёз. А если там ничего нет, кроме белого? Тогда мне нельзя идти туда одному. Я бы пошёл с ней, но ей может не понравится, а я не знаю, сможем ли мы вернуться назад. Или можно было бы с ним, но он очень нужен здесь. Я думаю, я тоже нужен здесь, но я эгоист. И я слишком много думаю, это вредно.
Очень удобное кресло, в котором утопаешь. А ещё оно повёрнуто к окну. Я смотрю на дом напротив, стараясь не смотреть на Белое. Дом каменный и монументальный. Дом утопает в зелени. Дом утопает в запахе жимолости. А вообще, кроме него ничего нет. Он притягивает меня. Чтобы отвлечся от него, я перевожу взгляд на журнальный столик, рядом с креслом. Он стеклянный, полностью, и кажется, будто его нет, а всё, что на нём - висит в воздухе. На нём не много всего: сигареты, пустая чашка, два журнала, конфета, огромная стопка незапечатанных писем и перевёрнутая изображением вниз фотография. Я не буду на неё смотреть, хоть и сильно хочу. Разворачиваю обёртку от конфеты, но там всего лишь воздух. Тогда я открываю пачку сигарет. Они лежат фильтрами вниз. Курю и дальше смотрю в окно. Дерево в своих ломанных ветках напоминает мне гимнастку, исполняющую какой-нибудь безумный номер. Я очень хочу нарисовать это: дерево (обязательно тушью), но вместо ломанных веток - гимнастки в самых разных позах. Потом я вспомнинаю, что не умею рисовать. Но у меня есть подруга. Она художник. Она слепая. У неё всегда бледная кожа и розовые щёки. Я попрошу её нарисовать это, она поймёт, что я хочу увидеть на холсте. Когда она дорисует, когда закончит картину, мы отпразднуем это. Накроем картину красным бархатом, позовём гостей, будут ходить официанты с шампанским. Потом я поставлю её рядом с картиной, она покраснеет, а я сдёрну бархат с картины, и её слух наполнится одними только овациями.
Шай рычит во сне.
Белое за окном начинает падать на крышу монументально-каменного дома.
Сигарета обжигает мне пальцы.
Я поглядываю на стопку писем. Их много, я не считал сколько. Отправитель их всех - Я. Беру эту стопку в руки. А потом достаю наугад один конверт. Он, как и остальные, не запечатан. Достаю письмо. Жёлтая бумага. Чёрные строчки кривого почерка исполосовали его. Я осмеливаюсь его прочитать:
"Счастье кружится вокруг, будто снежинки, которые не падают. Счастье светит ярче солнца, хоть вокруг всё так же темно и сыро. Это неважно... Сейчас ничего не важно. Сейчас хорошо. Просто так. Я бы сказал, что это лучше чем героин, но я его никогда не пробовал. Но почему-то я уверен, что это так. Я будто пьян, только без алкоголя, без ватных ног, без деревянного языка. Просто очень весело и хорошо. Словно в детстве впервые увидеть снег. Как выйти на следущий день после ливня и увидеть голубое небо, разрисованное радугой. И все вокруг тоже счастливые, или это так кажется. Это неважно, сейчас не важно...
Неважно. Потому, что сейчас всё вертится в диком, неостановимом, и таком прекрасном хороводе, который всё набирает и набирает скорость, грозя снести ваш серый мир к чертям собачим. И попробуй сосредоточся на чём нибудь одном, куда там... Скорость не та. Вокруг красота. Все летит, гремит и грохочет, сверкает огнями, трубит трубами, светит фарами, трещит фанфарами, эдакий диснейленд со шлюхами и блэк-джеком, детский сад для взрослых детей. Инъекции варения, всем и каждому. Снег блестит и сыпется, потом на фотографиях остаётся некрасивыми белыми кружками. Магазины, блестящие витрины, а за стеклом много счастья, на прилавках ещё больше счастья, а на складе его просто до неба, до голубого неба, в котором брызжет солнце. Ты чувствуешь его капли на себе? Видишь его в моих глазах?
Мех на куртке щекочет щёки, ты смеёшься от этого. Или не от этого, а потому что ты поняла, как это здорово - смеяться. Так здорово. И уже не страшно. Подумаешь, стоим на краю пропасти, на льду в тумане... Теперь не страшно, теперь есть ты, есть счастье и огонь в сердце. Давай сядем на краешек и свесим ноги? Раньше я боялся упасть, но теперь... смысл? Твои волосы взбивает ветер, а они не против, они играют. Блестят и манят мои руки к себе. Прикосновения... лёгкие, еле заметные, всего на сантиметр, всего на секунду вечности; так интересней и азартней. Почти нереально, почти понарошку, твоё дыхание на моей шее, мои губы в сантиметре от твоих, твои глаза целиком и полностью в моём сердце. Останься всего лишь на вечно, стань побиже, вот тут, рядом с сердцем, обними меня слегка, до боли. Хорошо, я буду культурным и воспитанным, договорились, я уже выбросил сигарету... Вокруг люди? И что? У людей есть свои дела, у меня есть ты, зачем нам люди...
Вертится, кружится, сверкает, мелькает, гремит и грохочет, салюты, парады, все рады, я люблю тебя. И одень шапку, дурочка, январь на улице".
Влаживаю письмо обратно в конверт, и кладу стопку писем обратно на стол.
Белое врезалось в дом-монумент и треснуло. Из трещины лучики солнца брызнули мне на лицо и я улыбнулся.
Франциска подала к обеду запечёную утку, одну из тех, что принёс мне с охоты Бенджамин.
После, я, по обыкновению, опять уселся в кресло возле окна. То Белое, что было утром разбилось о дом напротив и теперь по небу плыли огромные каравеллы. Ниже, под каравеллами, синее боролось с тёмно-голубым. Оба разрезали друг друга и перерождались друг в друге, как символ Дао. Это внушило мне немного уверенности во всём, что происходит вокруг. Потому что, что бы не произошло, что бы не происходило - ничего на самом деле не меняется. Движение ничего не стоит - это движение по кругу. Как далеко бы ты не убежал в одну сторону, тебя забросит так же далеко в ппротивоположную. Поэтому, ты просто сидишь на одном месте, а тебе кажется, что ты куда-то идёшь, что-то делаешь, что-то значишь. Каким ты пришёл сюда, таким и уйдёшь. Смотри эту жизнь как кино.
20 сентября
Светский раут. Увлекателен, но изматывающ. Сегодня мне посчастливилось встретить давнего друга, который наконец-то вернулся с фронта. Правда, в отпуск, всего на неделю, и то, потому что с ранением. Ему прострелило ногу, но он не выдержал в госпитале и пол дня. И вот, он уже прогуливается по скверу в приятнейшей компании меня. Как настоящий военный он признавал только один вид досуга - пить. И мы этим и занялись. Это вполне можно назвать дуэлью. Мы никогда не сможем перепить друг друга. И да, это была дуэль на берегу моря. Море шумело голосами людей вокруг нас. Переливалось волнами лиц. Пенилось хохотом. Праздным хохотом воскресной толпы, которая начинает осознавать завтрашний понедельник.
И именно поэтому я сейчас очень уставший. Попросил Франциску разогреть мне ужин, но не прикоснулся к нему, просто пью много кофе. Пытаюсь подумать о чём-то, но у меня плохо выходит.
По дороге домой я услышал страшный грохот. На миг я подумал, что война добралась и до нашего города, но потом увидел как в небе распускаются яркие разноцветные бутоны. Фейерверки охватили своим сиянием всё небо. Жалко, то, что видел я, не видел больше никто. Тёмная аллея, огороженная с двух сторон старинными дубами, которые роняют жёлтые листья, а над этим всем распускает цвет праздник. Громыхает, сверкает и превращает небо в холст. Я на миг представил, что в конце аллеи стоит чёрная карета, запряжённая тремя воронками, и стоит мне сесть в неё и я отправлюсь на страшный суд, предстану перед Богом и отвечу за всё. Я самонадеян, и полагаю, что я не очень плохой человек, а моментами даже хороший, и меня пустят хотя-бы на каешек Рая. И в тот момент я улыбался. Эдакий конец моего пребывания здесь. Под звуки фейерверка. Под шум хмеля в моей голове. Жалко, что это было лишь фантазией.
Доводилось ли вам всю ночь, до самого розового рассвета, пить кофе? Когда ты знаешь, что спешить совершенно некуда. Даже если на самом деле завтра куда-то нужно идти с самого утра. Заниматься чем-то важным. Но мы помним о принципах Дао, мы успешно изучаем Дзен. И поэтому всё, что представляется важным, на деле оказывается пылью, которая сочится меж моих и Твоих пальцев. Важное не важно. Белое не белое. Жизнь не жизнь. И если вы математик, то дважды два может оказаться далеко не четыре. В нашей точной жизни, подчиняемой всем законам физики и постулатам других наук, очень сложно понять, что все правила, все аксиомы, не более чем условности. Да, всё то, во что вы верите, может оказаться не более чем рамкой. А жизнь проходит и в этих рамкак и вне их. Ни одна наука не охватит всей жизни. И не одна человеческая жизнь не охватит всей настоящей Жизни. С самого детства все вокруг пытаются заключить нас в клетке понятий, определени и законов. Но рождены были мы совершенно свободными. Кто сказал Тебе, что красное - это красное, а чёрное - это чёрное? Почему я и Ты должны верить в это? Почему мы должны верить понятиям, суждениям и жизненным принципам других людей и принимать их за свои? Если бы Тебе никто не сказал, что вода безвкусная, ты бы знал вкус воды.
Доводилось ли вам всю ночь, до самого розового рассвета, пить кофе? Пить кофе и знать, что Тебя ждёт не утро, не запланированные дела, а вся необъятная жизнь, вся, до самого конца? Пить кофе, да что там, делать что угодно, и не только ночью, а когда угодно, и ощущать жизнь не чередой дней и ночей, недель, месяцов, декад, годов, а ощущать её всю, от одного конца до другого? От первого вдоха до рукопожатия с архангелом Гавриилом? Доводилось ли Тебе за одну секунду успеть прожить всю жизнь?
Сны. Ты любишь их? Я очень. Они редко бывают счастливыми. Вернее, они почти всегда счастливые, но когда ты просыпаешся и понимаешь, что это был сон, становится невыносимо тоскливо. Почему не существует способа самоубийства заключающегося в том, чтобы заснуть навсегда. Заснуть и видеть сны. Если бы это было возможно, я бы покончил жизнь самоубийством немедля. Я спал бы вечность.
Счастливые те, кому снится самое яркое событие за день, или не снится ничего. А мне снится то, чего я очень хочу, то, что я смог бы назвать счастьем и смыслом жизни, там, в своих снах я счастлив, полон и завершён.
Счастье. Я только что слишком часто употребил это слово. Я думаю, что это подсознательное стремление к тому, что означает это слово. Как хорошо, что для разных людей оно означает разные вещи.
22 сентября
Дикое состояние, когда ничего не хочешь, кроме как ничего не хотеть, а выходит, что ничего не хочешь, кроме как одного. Сила желания человека иногда не знает границ. В данный момент ко мне как никогда подходит строчка из стихотворения, "Остановить не возможно, возможно убить. Если надо". Ничто, ни один человек, ни одно занятие не даёт мне успокоения, не очищает мою голову. Немного похожу на манъяка своим взглядом. Немигающим и несфокусированным. Доктор Розентаоь заходил вчера, был обеспокоен моим видом. Говорит это похоже на маниакально-депрессивный психоз. Спрсил, сколько я спал ночью. Ответил: "2 часа". Он уже было выкатил глаза, но я успокоил его, сказав, что проспал весь. Ещё его очень насторожило то, что я пишу на стенах. Но правда, у меня не было под рукой бумаги. Я просто тогда вспомнил стих, который не мог вспомнить всю неделю. В начале недели я, увидев один из первых опавших листьев, вспомнил только "Острым кленовым листом Открывает мне осень Вены". А дальше совершенно ничего не помнил. А вчерашней бессонной ночью будто взорвалось в голове что-то этими строками, и я записал их на стене:
"Острым кленовым листом
Открывает мне осень
Вены.
Красные брызги зари
Опрокинули кровь на
Стены.
Остановить невозможно, но можно убить.
Если надо.
Я теряю последнюю нить,
Проходя терминатор.
Бьет электрический ток,
За которым мы будем
Вместе.
Располосован восток
Запрещенной пыльцой
Созвездий.
Остановить невозможно, но можно убить…".
06 октября
Смотрю в окно, на тот самый дом. На тот, кроме которого ничего нет. На него падает свет, не солнечный. Сегодня солнце выключили, и вместо него прожекторы, и поэтому в раме моего окна неправильная картина. Будто снизу нарисовали серо-жёлто-свежую осень, а потом сверху нарисовали яркий свет, на подобие того, который падает на тебя, лежащего на операционном столе. Безконечно яркий и безконечно холодный. Только дому напротив всё равно. Если день - его окна-впадины чернее чёрного, если ночь - сияют правильно-жёлтым светом в тысячи электро-свечей. Непоколебимый в своих привычках. Монумент сам себе. Монумент сам для себя.
Неглядя беру одно из писем. Теперь они не аккуратной стопкой тянутся к потолку, а разбросаны по столу как попало. Мне попадается не письмо, а открытка. На ней изображён красивейший закат. Такой закат можно увидеть только в одном месте, только в одном кафе на острове Ибица с терассы можно увидеть секс солнца и ванильного распалённого моря. Del Marr. Море-женщина. Так его называют моряки старой закалки, для которых море временами капризная, временами ласковая и поддатливая, но бесконечно прекрасная женщина. Но об этом всём писал Хемингуей. А я написал на открытке. Всего лишь два предложения. "Ты помнишь закат на Ибице? Я помню твоё горячее тело на холодном песке". Йенна... Хоть ты и меньше, но всё-таки больше меня. Теперь точно.
Почему солнце больше не любит море? Почему чайки не поют тебе свои песни? Почему ты больше не Йенна?
10 октября
Может тебя никогда и не было вовсе? По-моему никого и никогда не бывает на самом деле. Одним определённым человеком ты бываешь только в голове другого человека. Тебя столько же, сколько и людей, знающих тебя. Даже не тебя, а твоё имя и фамилию. Но для большинства человечества тебя нет. А когда тебя нет для шести миллиардов человек, то, что ты изо дня в день дышишь - иллюзия.
А по большему счёту, тебя нет даже в твоей собственной голове. Откуда ты знаешь, что всё что происходит вокруг существует? Почему это не может быть сном? Почему это не может быть твоим бредом на больничной кушетке? По чему я не могу быть твоим бредом, Йенна?
Да ты и не Йенна вовсе. Просто мы когда-то давно так придумали.
Былого мира, в котором было солнце, больше нет. И нас нет.
13 октября
За окном все куда-то бегают, взад-вперёд с озабоченными лицами. Где-то глухо гремят взрывы. Иногда мимо проносятся машины с солдатами. Как видно, случилось то, чего все опасались - война пришла в наш город. Непреклонные в своём стремлении убить друг друга люди хотят отнять у меня покой. Врядли у них что-то выйдет. Врядли все орудия обоих армий что-то смогут сделать с домом напротив моего окна. Франциска совершенно не понимает моего спокойствия. Я её отпустил, больше она не работатет у меня. Наверное она попытается покинуть город. Всё равно.
Зато на небе вновь заняло место Белое. Возможно это смог от пожаров, но я отказываюсь в это верить. Это то, куда я должен буду уйти. Уже наверное скоро, потому что здесь меня больше ничего не держит. Скоро здесь будут одни лишь руины и призраки.
Плохо, что доктор Розенталь уже уехал и не даст мне таблеток, а то моя болезнь что-то разыгралась. Я слышу музыку и чаек. И смех. И теперь уже совершенно не встаю со своего кресла.
Я иду по песку. Он фиолетовый, или это солнце так светит на него, это неважно. Важно, что в моей руке рука Йенны. Мы идём вдоль берега и смотрим на закат. Сквозь шум набегающих волн я слышу выстрелы, но поспешно выгоняю их из своей головы. Вас нет. И почему небо такое Белое? Я смотрю на него, а когда опускаю взгяд, то вижу свою улицу и монументальный дом, прямо передо мной. Тепло её ладошки в моей оказывается горячей кровью. В ушах звенит и я больше не слышу моря, я слышу крики и выстрелы. Шатаясь иду к дому сжимая в руке фотографию и письма. Некоторые выпали из моих рук по дороге и оставили за мной шлейф из белых конвертов. Уже почти дохожу до калитки и чувствую как кто-то ударил меня по ноге и падаю. Свинцовый плевок. Пытаюсь ползти на четвереньках, роняя по пути письма и капли крови.
Но не зайду же я туда на четвереньках? Размахивая руками встаю и хромая простреленной ногой иду, а мой взгляд упирается в дверь. Слышу за спиной окрики, резкие и противные. Сейчас, ребята, я ведь почти успел. Спотыкаюсь на ступеньках, но снова встаю и громко стучу в дверь. Слышу окрики ещё ближе, но им уже не успеть, я слышу как проворачивается ключ в звамке.
Потом дверь открывается. Я чувствую твои запах и твои руки у себя на щеках. Твои волосы, твою шею.
Потом чувствую несколько толчков в спину, и то, как Белое неумолимо опускается и обволакивает нас. Толчи в спину расходятся теплом. Это значит, что мы теперь всегда будем вместе.
Хотя нет.
Нас теперь не будет.
Вместе.
Йенна.
Источник: www.proza.ru
|
|
